Сакральная поэзия 3

Вначале 90-х в Питере некоторое время я снимал квартиру на Черной Речке. Напротив подъезда была железнодорожная насыпь , а сразу за ней место дуэли Пушкина и Дантеса. Позднее я узнал, что это же место было определено для выяснения отношений между Волошиным и Гумилевым. Николай Гумилев ворвался в мою жизнь как выстрел вместе с «Ольгой», «Шестым чувством» и «Наступлением». Странник, воин и Поэт…

Второй год пошел после киевского майдана. Чем он закончится, что будет? Никто не знает… И снова ищем ответ в сакральной поэзии старых друзей.

Николай Гумилев

ВТОРОЙ ГОД

И год второй к концу склоняется,

Но так же реют знамена,

И так же буйно издевается

Над нашей мудростью война.

Вслед за её крылатым гением,

Всегда играющим вничью,

С победной музыкой и пением

Войдут войска в столицу. Чью?

И сосчитают ли потопленных

Во время трудных переправ,

Забытых на полях потоптанных,

И громких в летописи слав?

Иль зори будущие, ясные

Увидят мир таким, как встарь,

Огромные гвоздики красные

И на гвоздиках спит дикарь;

Мы будем делать, что нам велено!

Труба, реви, ружьё, стреляй,

Граната, рой в земле расщелины,

Подготовляя новый рай.

И ты светись, заря зловещая,

Пугая и чаруя нас:

Ведь время, как сибилла вещая,

Нам всё расскажет в должный час.

<февраль 1916>

РАБОЧИЙ

Он стоит пред раскаленным горном,

Невысокий старый человек.

Взгляд спокойный кажется покорным

От миганья красноватых век.

Все товарищи его заснули,

Только он один еще не спит:

Все он занят отливаньем пули,

Что меня с землею разлучит.

Кончил, и глаза повеселели.

Возвращается. Блестит луна.

Дома ждет его в большой постели

Сонная и теплая жена.

Пуля, им отлитая, просвищет

Над седою, вспененной Двиной,

Пуля, им отлитая, отыщет

Грудь мою, она пришла за мной.

Упаду, смертельно затоскую,

Прошлое увижу наяву,

Кровь ключом захлещет на сухую,

Пыльную и мятую траву.

И Господь воздаст мне полной мерой

За недолгий мой и горький век.

Это сделал в блузе светло-серой

Невысокий старый человек.

<1916>

ВОЙНА

Как собака на цепи тяжелой,

Тявкает за лесом пулемет,

И жужжат шрапнели, словно пчелы,

Собирая ярко-красный мед.

А «ура» вдали — как будто пенье

Трудный день окончивших жнецов.

Скажешь: это — мирное селенье

В самый благостный из вечеров.

И воистину светло и свято

Дело величавое войны.

Серафимы, ясны и крылаты,

За плечами воинов видны.

Тружеников, медленно идущих,

На полях, омоченных в крови,

Подвиг сеющих и славу жнущих,

Ныне, Господи, благослови.

Как у тех, что гнутся над сохою,

Как у тех, что молят и скорбят,

Их сердца горят перед Тобою,

Восковыми свечками горят.

Но тому, о Господи, и силы

И победы царский час даруй,

Кто поверженному скажет: «Милый,

Вот, прими мой братский поцелуй!»

<1914>