Не поэзия

   

 

   Офисы Сбербанка России продолжают замуровывать, несмотря на смену собственника, которым стал Саид Гуцериев. Его папа Михаил Гуцериев не только известный олигарх, оказывается он еще пишет стихи. На эти стихи поют песни Алла Пугачева, Стас Михайлов, Таисия Повалий и остальная бесконечная попса. Поет даже Иосиф Кобзон… Все это представляет жалкое зрелище. Особенно жалко Валентина Гафта, читающего «Крокодиловый народ».

   Действительно, мы живем в конце времен. А тут еще умер Евгений Евтушенко. Помню в школе читал его «Казанский университет» и даже цитировал его в сочинении на вступительном экзамене в юридический институт. Его творчество любила наша учительница литературы Тамара Сергеевна. Когда я в свои 16 лет в Питере пришел на его юбилейный вечер, то был разочарован. Понравилось несколько юношеских стихов, остальное не тронуло. Почувствовал что-то искусственное и ненастоящее.

   Когда провалил экзамены, то вернулся в родной город и год до армии работал на заводе оператором станков с ЧПУ. Именно в этот год прочитал 12 томов Федора Михайловича Достоевского – дома было хорошее издание с иллюстрациями Ильи Сергеевича Глазунова. Благодаря Достоевскому я не стал либералом. Либерализм для русского человека в пределе заканчивается сумасшествием, как у Ивана Карамазова. Достоевский не проявил себя в поэзии, но вся его проза для меня была настоящей поэзией. Об Евтушенко совсем забыл.    

   В 1993 году, когда был расстрелян Верховный Совет, он напомнил о себе поэмой «Тринадцать». А когда случилась трагедия в Беслане – появилось его «Школа в Беслане». Поражало то, что Евтушенко торопился поэтически откликнуться на политически важные события, при этом оставаться над схваткой, поучать, да еще приплетать Сталина и вскрывать недостатки ушедшего времени, которым он был обласкан. Все это отталкивало. Возможно он великий поэт и я чего-то не понимаю… А из прекрасного далёко, когда я заканчивал школу, а впереди был огромный и неизвестный мир, всплывают в памяти строчки Евгения Александровича Евтушенко:

   Люблю тебя, Отечество мое,

        не только за частушки и природу –

        за пушкинскую тайную свободу,

        за сокровенных рыцарей ее,

        за вечный пугачевский дух в народе,

        за доблестный гражданский русский стих,

        за твоего Ульянова Володю,

        за будущих Ульяновых твоих.